В хорошей артели все при деле

«Счастье складывается из реализованных возможностей» – в правдивость этого выражения веришь сразу же и безоговорочно, стоит лишь взглянуть на Глеба (на фото), когда он с сосредоточенным выражением лица натирает маслом деревянное изделие, только что изготовленное его товарищами. Глеб, 16-летний подросток с синдромом Дауна, – сотрудник «Артели блаженных», одного из самых жизнеспособных и перспективных проектов по организации производственных мастерских для социально-трудовой реабилитации и предпрофессиональной подготовки подростков и молодых людей с особенностями развития.

Наверняка нет ни одного организатора подобных мастерских, который не мечтал бы о финансово-экономической независимости своего начинания. Но именно «Артели блаженных» удалось подойти к этой мечте ближе всего. О том, как это стало возможным, мы попросили рассказать Андрея Тевкина – организатора, основателя и руководителя проекта «Артель блаженных». Андрей – в каком-то смысле человек-оркестр. Когда я, еще ничего не зная об «Артели», спросила у знакомых: «А Тевкин в этом проекте кто?», в ответ услышала: «Он там всё!»

– Андрей, вспомните, пожалуйста, когда и как всё начиналось?

– Это было очень давно, лет 20 назад. В качестве волонтера я начал заниматься с особыми детьми в маленькой мастерской Центра лечебной педагогики в Москве, на улице Строителей. Дети росли и уходили в разные училища, колледжи. Расставались мы с ними радостно: надеялись, что они получат профессии, найдут работу и наконец-то произойдет долгожданная интеграция. Однако через некоторое время они вернулись к нам, потому что работу им никто не предложил, да и качество обучения в колледжах не позволяло это сделать. Круг замкнулся. Они вернулись обратно уже взрослыми. А Центр лечебной педагогики (далее – ЦЛП. – Прим. ред.) – в большей степени для детей. Для взрослых там не было нужной среды. Пришлось создавать для них что-то другое. Так возникли первые мастерские и проект «Артель блаженных».

– Как в создании этого проекта участвовал ЦЛП?

– Если бы не было ЦЛП и его специалистов, а главное – если бы не было родителей, у которых благодаря ЦЛП сформировалось совсем другое отношение к детям, к жизни, то, конечно, не получилось бы и никакой «Артели». Для этого просто не было бы предпосылок. Ведь в большей степени мы работаем от уже существующего запроса, хоть и пытаемся сами сформировать его. На тот момент, когда возникла «Артель», самый распространенный запрос от родителей детей с инвалидностью был связан с повышением пенсии. Никто тогда еще не думал о том, что взрослые люди, несмотря на свои особенности и инвалидность, должны жить и работать самостоятельно. Те мамы и папы, которые выросли как родители особых детей в ЦЛП, декларировали именно такой запрос. Только в ответ на него возник наш проект.

– Вы взялись за него, имея соответствующую профессиональную подготовку?

– На самом деле нет. Столярные инструменты я впервые увидел вживую, а не на картинке, в мастерской ЦЛП. Специальных ремесленных знаний и навыков до этого у меня вообще не было. Я был волонтером, занимал в рекламном агентстве серьезную должность с большой зарплатой. Но тут как раз случился очередной кризис, и мне предложили уволиться с выплатой большой компенсации, так называемого золотого парашюта. На эти деньги мы открыли первую артель. Арендовали помещение, купили оборудование, материалы и обустроили мастерскую. Поначалу идея была простая – мы думали: ребята что-то будут делать, а мы доделывать, допиливать, промасливать. И в первое время они участвовали в производстве процентов на пять, хотя их было много, а нас мало: вместе со мной работали три мастера, а ребят было человек 15. Но время шло, мастера уходили, оборудование изнашивалось, деньги заканчивались. В конце концов стало понятно: либо ребята будут работать в полную силу, либо надо закрывать мастерскую. И мое отношение к ним изменилось, я стал видеть в них работников, развивать у них новые навыки, заставлять делать всё качественно, на совесть, отрабатывать каждую копейку.

– Когда начинали, представляли, что вас ждет? 

– Если бы представлял, то и не начинал бы. Но так уж вышло: всё развивалось от конкретной ситуации, от запроса родителей взрослых выпускников ЦЛП и, наверное, от моей непомерной гордыни. Не побоюсь этого сказать, потому что мой настрой тогда был как у Портоса: «Я дерусь, потому что я дерусь».

– Как справлялись? Наверняка трудностей из-за нехватки опыта было достаточно…

– Да, так и есть. Но, еще раз повторю, у нас была огромная поддержка от ЦЛП и родителей участников проекта, за счет этого и справились. Самой большой проблемой на первом этапе стало отсутствие какого-либо отклика от государства и общества. Наша главная идея заключалась в том, что интеграция – это улица с двусторонним движением. Если мы должны приложить усилия, чтобы принять людей с инвалидностью в наши ряды, то и люди с инвалидностью тоже имеют какие-то обязательства перед нами. Эта мысль была новаторской и совершенно неожиданной на тот момент. Наша идея о том, что парни и девушки с инвалидностью должны работать, не встречала адекватного отклика ни у кого, кроме тех немногих людей, которые в силу долгого пребывания в ЦЛП и общения со специалистами приняли ее даже не как должное, а как неизбежное.

Мы должны готовить людей с особенностями ко взрослой самостоятельной жизни. Как бы им ни было трудно, в силу своих возможностей им нужно пытаться среди нас адаптироваться. Иначе это будет исключительно декларативная история с интеграцией. Мол, вот гуманистическая идея, а вот прекрасный человек с инвалидностью – берите его таким, какой он есть. Это классно, когда видишь такое по телевизору, а в реальности никак не соприкасаешься. Потому что в реальности бывает очень тяжело, когда такой человек попадает в обычный рабочий коллектив. 

Только по незнанию можно осуждать предпринимателей за то, что они не спешат брать людей с инвалидностью на работу. У бизнеса нет такой логики, такой парадигмы, чтобы справляться с человеком с инвалидностью. Либо претендент на трудоустройство – работник, тогда он с полной отдачей работает, либо он человек с инвалидностью, которому нужна интеграция, социализация, и тогда пусть социализируется в другом, более подходящем для этого месте, где у сотрудников есть знания и навыки для взаимодействия с ним. 

– Как вы считаете, тем, кто захочет сейчас взяться за проект, подобный вашему и основанный на аналогичных принципах, будет труднее или легче, чем вам 20 лет назад?

– Конечно легче. Сейчас многие готовы признавать необходимость качественного обучения и конкретной маршрутизации для людей с особыми образовательными потребностями, чтобы в итоге они не попадали в интернаты и могли жить самостоятельно. Появились тренировочные квартиры и места самостоятельного проживания. Даже есть редкие проекты, которые совмещают это проживание с настоящей работой. Более-менее всё сдвинулось относительно того времени. 

– А вашей «Артели» сейчас труднее или легче, чем в начале пути?

– Легко никогда не было – ни раньше, ни сейчас. Но мы ищем выход из трудных ситуаций и находим его. Вот недавно получили королевский подарок от Департамента труда и социальной защиты города Москвы: в рамках проекта «Москва – добрый город» нам безвозмездно предоставили помещение для одной из наших мастерских. Это очень круто! Это порядка 30 человек, которые теперь имеют рабочие места.

– Расскажите, пожалуйста, о нынешних масштабах проекта «Артель блаженных».

– В проекте заняты 62 человека с инвалидностью, на них приходится восемь мастеров. У нас четыре направления работы: рециклинговое, полиграфическое, столярное и проект «Жернова». Для этого созданы три учебные мастерские в Москве и фабрика в Есипово – прекрасный первый опыт разумного завершения трудового обучения особых работников. Фабрика была запланирована совместно с одной из известнейших международных сетей и, несмотря на уход этой компании с российского рынка, открылась. Это совершенно правильная история. После учебных мастерских надо их участникам обеспечить возможность двигаться дальше. 

– Первыми участниками вашего проекта были выпускники ЦЛП. А сейчас?

– Сейчас к нам может обратиться каждый, у кого есть запрос на то, чтобы человек с инвалидностью трудился. Многие родители поддерживают нашу основную идею о том, что взрослая жизнь без работы немыслима. Человек взрослеет, и родители или опекуны начинают искать ему место для взрослой активности, а не для бесконечных игр и развлечений. Именно для того, чтобы он мог работать и жить самостоятельно. И, если есть такая цель, находят мастерские, в том числе и нашу «Артель».

– Бывает такое, что вы говорите: «Извините, вашего ребенка не могу взять»?

– Нет, не бывает. Изначально мы настроены взять любого человека с любыми особенностями, с любым уровнем социализации и обучения. Это не значит, что у нас остается работать каждый пришедший. Редко, но бывает такое, что с кем-то мы расстаемся.

В «Артели» есть ряд правил, обязательных для всех. Главное из них – сделай то, что пообещал. Если ты говоришь: «Я буду приходить по вторникам и четвергам и работать за станком», значит, ты должен приходить по вторникам и четвергам и работать за станком. А если не можешь по какой-то причине, то ты должен сообщить об этом бригадиру. Так же и во время работы: ты не можешь просто встать с рабочего места и уйти. Надо подойти к бригадиру и отпроситься. У нас работают люди с интеллектуальными и психическими нарушениями, и мы хорошо понимаем, что порой по состоянию здоровья им необходима передышка. Например, человек с эпилепсией может продуктивно и качественно работать, но, если он чувствует, что у него предвестник приступа, мы не меньше его заинтересованы, чтобы он пошел и полежал, отдохнул. 

Вообще в «Артели» не много правил, они связаны с общепринятыми социальными нормами. Нельзя ругаться матом. За каждое матерное слово человек штрафуется на 1000 рублей. Если человек применил в отношении другого любое физическое воздействие (это касается и сексуальных поползновений, и агрессии), то он теряет зарплату за один месяц. Это на первый раз, на второй он увольняется. 

Еще каждый наш работник должен убирать за собой рабочее место, приходить опрятным и помытым, от него не должно плохо пахнуть. Он не может приходить на работу в состоянии алкогольного опьянения или с похмелья. Как видите, это очень простые правила. Их свод понятен даже человеку с тяжелой умственной отсталостью. Зато у нас всё спокойно, приятно и функционально.

– Как в «Артели» происходит знакомство с новичками?

– В рамках первичного приема. Мы выясняем, что человек может, что не может, какие у него особенности, какое ему необходимо сопровождение, какие есть угрожающие жизни состояния. Это уже давно продуманная практика. Мы должны много всего знать о человеке, чтобы не навредить ему, не довести до срыва в первые же дни. У нас составлен чек-лист, и по нему мы проводим опрос. Он достаточно короткий, но емкий. В принципе, любой человек, который интересуется нашей практикой, может запросить этот чек-лист и прийти к нам, чтобы поприсутствовать на первичном приеме. 

– Вот пришел к вам новичок, вы поговорили с ним и с его близким взрослым, провели опрос. Что дальше? 

– Новичок встраивается в текущий рабочий процесс. В этом процессе, благодаря большому количеству выпускаемых изделий, есть много операций, которые можно предложить начинающему сотруднику, и много материалов, с которыми он может попробовать работать. Благодаря тому, что у нас накопился солидный опыт, мы уже понимаем, какой набор операций лучше предлагать осваивать на начальном этапе.

– А родителей пускаете посмотреть, что происходит в учебной мастерской?

– Да, без проблем, в любую минуту. Это в образовательных учреждениях, как правило, никого со стороны не пускают на уроки. А у нас не уроки, у нас учебная мастерская. Никого не гоним. Родитель даже может приспособиться и тоже поработать, пока ждет своего ребенка. 

– Можно ли считать, что даже в учебных мастерских каждый занят именно работой в полном понимании этого слова?

– Да, это работа. Человек получает задание от мастера и выполняет его в меру своих сил, с необходимой поддержкой. И за это он получает деньги.

– Режим работы в «Артели» одинаков для всех?

– Нет, всё зависит от возможностей работника. Ребята должны приходить на работу к 11 часам, но кто не может, приходит позже. Кто может, тот работает до 18 часов. Кто может – до 16. Кто-то – всего два-три часа, а кто-то и вовсе час.

Всё устроено достаточно просто, как в обычной артели: есть ученики, подмастерья, мастер. У всех свои функциональные и социальные роли.

– Что еще, кроме грамотно подобранного штата специалистов, необходимо для того, чтобы мастерские с особыми сотрудниками могли успешно работать? Без чего точно не обойтись?

– Без вдумчивого подбора ассортимента продукции, без специальных технологических разработок, которые делали бы производственный процесс понятным и посильным людям с ограниченными возможностями. Это должны быть изделия, которые ребята могут делать максимально самостоятельно. Если всё это продумано, остальное потихонечку обязательно приложится.

В какой-то момент мы столкнулись с тем, что к нам приходят люди, которые очень хотят, но не могут работать. Их максимальный функционал – крутить ручку, и то не в любую сторону, а в строго определенную, и ручка должна быть строго определенно устроена – вертикально или горизонтально. Какое оборудование может быть с одной ручкой? Нам пришло в голову: мельницы. Так был задуман проект «Жернова», в рамках которого мы сейчас выпускаем прекраснейший обжаренный кофе и некоторую другую пищевую продукцию. 

Мы долго искали. Привлекли к этим поискам всех, кого только можно. Наверное, на свете не осталось ни одного производителя ручных мельниц и ни одного свободно определяющегося электрика, которые не были бы нами насмерть задерганы. В результате в поле нашего зрения появился Марио – человек, который был дистрибьютором итальянских мельниц в России. Мы сломали 15 его мельниц. Он говорит: «Этого не может быть, это невозможно сделать». Я пригласил его прийти и посмотреть, как это происходит. Он пришел и страшно удивился. С тех пор он наш самый верный помощник. Он привлек специалистов своего предприятия, они под наш запрос выпустили несколько мельниц, которые действительно не ломаются. Весь завод над этим работал месяца три. Он сейчас сильно поддерживает наш проект, поставляет оборудование для производства макарон, пасты.

– А было ли у вас такое, что на идею изготовления какого-то изделия, ставшего потом хитом, вы вышли по случайности?

– У нас любая случайность – это результат серии экспериментов. Вот, например, недавно мы отпраздновали десятилетие производства в столярной мастерской наших домиков-фонариков. Эти изделия, можно сказать, наши кормильцы. Они понравились покупателям как елочные игрушки и просто как декоративные светильники.

Изначально мы не собирались их делать. Поступил запрос от моего старинного друга, который в Англии владеет магазином игрушек. Он попросил сделать светильничек для кукольного домика. Мы долго пытались его сделать, но не сложилось. Однако в процессе разработки появилась серия этих фонариков, которые, как говорит мой средний сын, очень зашли. И они действительно хорошо зашли. Это уникальная продукция, она пользуется большим спросом. Сейчас даже появились мошенники, которые под брендом «Артель блаженных» продают свои подделки на «Озоне». Но они не смогли повторить наши фонарики. Хотя я точно знаю, что очень хотели. Производство фонариков целиком заряжено на «Артель». Только батарейки и лампочки мы не производим в этой ситуации. А всё остальное производят люди с инвалидностью.

– Почему потребовалось долго экспериментировать с каким-то фонариком?

– Потому что тоже искали, как сделать производственный процесс понятным и доступным людям с инвалидностью. Если технология слишком сложна, мы либо отказываемся от производства изделия, либо пытаемся найти какие-то более простые технологические решения. Мы не изготавливаем изделия, производство которых требует сложных операций, высокого уровня интеллекта.

– Значит, о намерении производить такие изделия, которые требуют, скажем, применения станков с ЧПУ, лучше сразу забыть?

– Нет, как раз управление станком с ЧПУ – это простая и понятная работа для людей с инвалидностью. Как это ни парадоксально, чем более технологично производство, тем больше оно подходит особым работникам. Работа со станками с ЧПУ не требует такого колоссального визуального контроля качества, как ручная работа. 

Мы не упираемся в идею научить участников проекта какому-то виртуозному ремеслу, например резьбе по дереву. Ну, конечно, и этому можно было бы научить, но сколько усилий придется приложить и каков будет результат? Резьба по дереву требует большой сосредоточенности, внимания, развитой моторики и контроля качества. Работа на станках с ЧПУ ничего этого не требует: включил станок, обработал заготовку, снял, поменял, включил снова.

Впрочем, продуманная технология производства – это лишь одно из условий успеха. Изделие должно быть привлекательным для покупателей, чтобы его можно было успешно продавать. Для этого существует хитрая наука маркетинга.

– Выходит, нужно еще привлечь в проект маркетолога, специалиста по рекламе?

– Таких специалистов разумнее будет не брать в штат, а привлекать со стороны. Их можно в любую секунду нанять и в любую секунду воспользоваться их услугами. И для благотворительного сектора, как правило, эти услуги будут бесплатны. Есть огромное количество специалистов pro bono, которые готовы помочь в любом деле: и с юридическими вопросами, и с маркетингом, и с рекламой, и с организацией продаж, и с выходом на маркетплейсы. 

– Раз уж мы заговорили про специалистов, давайте перечислим, кого еще вы по необходимости привлекаете к работе.

– С нами сотрудничает психолог, и не один. При необходимости могу попросить помощи у самых крутых специалистов по адаптации на рабочих местах, эрготерапевтов, двигательных терапевтов. Я их прошу прийти, и, как правило, они тоже помогают pro bono, добровольно, благодаря старым связям с ЦЛП, другими организациями.

– Похоже, что всё это – очень ценный опыт, который мог бы сильно пригодиться организаторам проектов, подобных вашему. Не думали ли вы его обобщить, составить и опубликовать методику?

– Пока еще рано говорить о пошаговой методике организации подобных проектов. Тем не менее есть уже много прорывных вещей, которые мы можем отчетливо декларировать. Главное – это личность мастера, личность организатора мастерской. Если есть человек, который хочет этим заниматься, искренне готов, открыт для диалога, то он обязательно найдет помощь и поддержку. Любой опыт организации подобных мастерских при нашей помощи, в том числе и в регионах России, говорит об этом. Прочь страхи и недоверие, меньше негатива – и всё получится.

– А с какими страхами организаторов вам приходилось сталкиваться, когда помогали кому-то устраивать мастерские для людей с особенностями? 

– Тут порой неожиданные вещи происходят. Мне говорят: «Всё это невозможно». Начинаю спрашивать, и выясняется, что ни у местных властей, ни у кого-либо еще люди не пытались искать поддержки. Просто заранее решили, что ее не будет. И вот мы вместе идем к главе городской администрации, а это оказывается прекрасный человек, у которого есть ребенок с синдромом Дауна. Через два часа мы получаем ключи и сопровождающего для осмотра помещения под мастерскую. Это не выдумка, так на самом деле было в одном из подмосковных городов. 

Пока не попробуешь – не поймешь, сколько вокруг удивительных вещей и отзывчивых людей. Убеждение в том, что все против нас, в корне неверное. Более того, я заметил, что сейчас всё больше отклика получает затея, когда просят помощи не на конфетки, прянички, экскурсии для людей с инвалидностью, а на оборудование, помещение, возможность организовать рабочие места. К просьбам охотнее прислушиваются, когда люди говорят что-то вроде: «Дайте нам удочку, а дальше сами сделаем. Вот у нас есть специалист, желание, маркетинговая стратегия…» Всё простраивается, всё становится на свои места, если надеяться на свои силы, но при этом быть открытыми, не видеть вокруг только врагов и негодяев.

– А откуда вы взяли свою маркетинговую стратегию?

– Я учился этому. Не было тогда возможности привлечь специалистов такого уровня, как можно привлечь сейчас. Не было опыта, примеров. Всё приходилось начинать с нуля. Это уже потом я поездил по Европе, посмотрел, как всё там устроено. Например, побывал в одной из французских общин Жана Ванье, который к тому времени нас уже покинул. В какой-то момент их деятельностью заинтересовался человек, который занимался маркетингом в «Пежо», выходил на рынок с новыми моделями. Он предложил им делать свечи для розжига гриля. Для этого с помощью специалистов «Пежо» разработали оборудование, которое было понятным и удобным для особых работников. И члены общины этот проект осуществили. Сейчас нет ни одного супермаркета во Франции, где не лежат свечи, сделанные в этой общине. Они стоят 1 евро и 90 центов. Оптом закупить в Китае такую вещь стоит 3 цента. Но почему-то ни одному менеджеру в супермаркете не приходит мысль купить это в Китае. 

Я сам был свидетелем такой удивительной сцены. Мы гостили у друзей в совершенно другом регионе Франции, очень далеко от этого места. Супермаркет у них находится как минимум в пяти километрах от города, и вот мы едем с Марком вместе в этот супермаркет. Он идет по торговому залу, мы разговариваем, он кладет в корзину для покупок пару свечей для розжига гриля. Я спрашиваю: «Марк, а зачем тебе свечи? У тебя же нет гриля». А он в ответ: «Я не знаю, подарю кому-нибудь»…

– Отличная история! Видимо, французские маркетологи очень мощно поработали. Но всё же возможности маркетинга не безграничны. Гораздо надежнее ориентироваться на реальные потребности рынка, причем в таких областях, где спрос пока еще превышает предложение. Насколько сложно найти подобную нишу?

– Меня в последнее время привлекает такая идея: попробовать решать одну глобальную проблему за счет решения другой глобальной проблемы. Например, утилизация отходов – это очень серьезная проблема на сегодняшний день. Трудоустройство людей с инвалидностью – тоже. Если подумать, то одно может помочь другому.

Приведу конкретный пример. У нас появились партнеры из одного мощного подмосковного перерабатывающего комплекса, которые помогли нам за два месяца создать полностью оборудованную рециклинговую мастерскую. Там происходит глубокая сортировка пластиковых отходов неопасных производств. Дело в том, что проблема переработки находится как раз в области сортировки. Девяносто процентов отходов невозможно использовать повторно, потому что они засорены другими отходами. Например, в одном пластиковом изделии используются разные виды пластика, которые не могут быть переработаны вместе. На полигоне никто не будет снимать пластиковые крышечки с бутылочек, а наши сотрудники снимают. Это прекрасная работа для людей с инвалидностью. Также они сортируют пластик по цветам. А пластик определенного цвета – это уже даже не отходы, а сырье, за которым многие охотятся. Правда, пока у нас маленькая мастерская, мы сами перерабатываем то, что производим. Но это проект с колоссальной перспективой.

– Андрей, идея с рециклинговой мастерской впечатляет, но еще больше впечатляет то, что вам удалось создать целый завод для трудоустройства особых работников и запустить его в столь непростое время. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее. 

– Наша главная проблема в том, что стоит нам обучить человека с интеллектуальными особенностями конкретным производственным операциям, необходимым для изготовления какого-то изделия, это уже становится неактуальным, и нужно учиться делать что-то другое. А что такое переучить человека с инвалидностью на другую операцию, немногие понимают. Даже в рамках одной мастерской это непросто: другие шаблоны, программы, заготовки. Даже если речь идет об изготовлении детали на станках с ЧПУ, это другой способ крепления заготовки, другой темп ее обработки. 

Поэтому я мечтаю производить… спички. Ну пусть не спички, но какой-то один вид изделий, которым обеспечен устойчивый длительный спрос. Ну два вида. На крайний случай – три… И как-то я поделился этими мечтами с представителями одной из известнейших международных торговых сетей. Перспектива сотрудничества с нами их заинтересовала. Они сказали: «Да, это наша тема. Заводим три изделия на московский рынок, потом эти же три – на Россию, потом – на весь мир. Как только вы это освоите, мы заводим следующую тройку». И мы расписали стратегию лет на 50–100 вперед, приступили к делу. Завод начали строить по всем правилам наших партнеров и по всем требованиям Ростехнадзора. Построили и запустили его, чтобы ввести первые три артикула продукции: подставки под телефоны, подсвечники и горшочки под суккуленты. На этом моменте наши партнеры ушли с российского рынка. Ушли они через два дня после того, как мы сделали запуск пробной партии продукции.

А стратегия была изумительная и очень правильная. Пока я не нашел на отечественном рынке замену той международной компании, но найду, даст Бог. Или справлюсь без замены. Сейчас завод работает на те заказы, которые удается раздобыть. В частности, мы договорились о регулярных поставках продукции с несколькими театрами и музеями, а еще с московским проектом «Активный гражданин». Недавно даже для Минобороны делали небольшой заказ… Мы живем в режиме обычного производственного предприятия. Если случилась такая беда, что нет заказов, а есть огромное количество людей и оборудования, то мы будем искать эти заказы.

– И всё же жаль, что вы пока не опубликовали методические рекомендации, основанные на опыте работы «Артели».

– Я могу бесконечно рассказывать про «Артель». Мы открыты абсолютно и совершенно. В этой открытости одно из преимуществ. Любой человек, которому это интересно, который хочет этим заниматься, может прийти, посмотреть, поговорить. Я отвечу на все вопросы. Мы готовы и сами приехать, если у людей есть настойчивое желание, посмотреть, оценить ситуацию в регионе, поговорить с местными властями вместе. Любую помощь посильную мы готовы оказать. При необходимости со мной можно связаться по электронной почте: tevkinandre@mail.ru