Проблема занятости взрослых людей с ментальными особенностями существует во всем мире, но в России она особенно актуальна. Человек, который в силу нарушений интеллектуального развития не в состоянии стать полноправным игроком на открытом рынке труда, тем не менее имеет такие же права на решение своих возрастных задач в сфере самореализации и трудовой деятельности. Заполнить его день посильными полезными занятиями, впечатлениями и общением, а также в какой-то степени разгрузить его семью позволяют проекты сопровождаемой дневной трудовой занятости. Такие проекты дают человеку с ментальными нарушениями неоценимый опыт решения задач взрослого человека.
Надо заметить, что тема общественно полезной дневной трудовой занятости возникла не сегодня. В одной только Москве на протяжении многих лет работают мастерская «Особая керамика» на ВДНХ, «Особые мастерские» на Ивантеевской, центры социальной реабилитации «Турмалин» и «Рафаил», «Круг» и «Круг 2» с мастерскими «Окоем», центр социально-бытовой адаптации «Мастера и Маргарита». Есть и другие программы, родившиеся совсем недавно. Проекты дневной занятости реализуются и в других городах.
Как же меняется подход к развитию и поддержке взрослых людей со значительными ментальными нарушениями? Об этом мы беседуем с одним из создателей инклюзивных мастерских «Сундук», вице-президентом Межрегиональной общественной организации помощи детям с особенностями психоречевого развития и их семьям «Дорога в мир» Светланой Бейлезон.
– Светлана Витальевна, вашему особому сыну Юрию уже почти 40 лет. Вряд ли я ошибусь, если скажу, что именно благодаря ему в Москве появилась такая программа дневной трудовой занятости для ментальных инвалидов, как инклюзивные мастерские «Сундук». Как это произошло, с чего началось?
– Юра учился в московском технологическом колледже № 21 швейному делу. Учился он хорошо, и преподаватели были прекрасные. Но перспектив трудоустроиться у него от этого не прибавилось – он уставал от однообразной работы (да и кому на самом деле нужно его умение подбирать по цвету и аккуратно сшивать цветные лоскутки?), жаждал общения и взаимодействия. Тогда, в 2011 году, я сформулировала концепцию сопровождаемой общественно полезной дневной трудовой занятости людей с ментальной инвалидностью, неконкурентоспособных на рынке труда. Суть ее была в том, что если человек с инвалидностью не способен заработать на жизнь своим трудом, у него все равно должна быть возможность решать свои возрастные задачи – быть занятым полезным делом, чувствовать себя нужным, быть членом стабильного трудового коллектива.
В колледже мы познакомились с психологом Ниной Петровской, отработали с департаментом соцзащиты два проекта, направленных на развитие отношений и общения в группах учащихся, получающих начальные профессиональные навыки. Обе мы понимали, как это важно – развивать не только навыки, но и взаимопонимание и отношения между людьми. В колледже мы написали пособие для сотрудников сопровождения в местах общественно полезной дневной занятости людей с интеллектуальными нарушениями. А когда учащиеся из группы Нины Петровской завершили профобучение, она предложила мне открыть для Юры и других выпускников собственную мастерскую и воплотить в жизнь нашу концепцию. Так в 2013 году родилась мастерская «Сундук». Сначала в ней было 7–8 совершеннолетних ребят, теперь число их приближается к 30.
– Вы наверняка хорошо знакомы с опытом других организаций, работающих в этой сфере. Удалось ли кому-то из них, на ваш взгляд, найти удачные решения в области дневной занятости?
– Удалось в основном в той части, которая касается творческой самореализации людей с ментальными особенностями. Театральные студии и художественные мастерские позволяют нашим ребятам заниматься делом и показывать себя миру, тем самым воссоединяясь с человеческим сообществом.
– Почему люди с ментальной инвалидностью так редко трудоустраиваются?
– В России на сегодня трудоустроенный гражданин обязательно состоит в трудовых отношениях с работодателем и является налогоплательщиком. Это большая ответственность для обеих сторон. А у наших особых работников часто нестойкая память и слабая логика, они быстро теряют мотивацию, не всегда работают качественно и почти всегда – довольно медленно. А работодатель должен заплатить особому работнику зарплату и сделать обязательные отчисления в фонды. Такой работник для него убыточен. Кроме того, люди с ментальными нарушениями редко умеют держать дистанцию и устанавливать отношения в коллективе. Будь у нас развита система сопровождения человека с ментальными нарушениями на рабочем месте, дело могло бы сдвинуться с мертвой точки: работодатель и особый работник с помощью сопровождающего или наставника могли бы привыкнуть и приспособиться друг к другу, найти приемлемый рабочий ритм. За рубежом такое сопровождение оплачивается государством. У нас же весь процесс трудоустройства моральным и материальным бременем ложатся на работодателя.
– А чем вообще дневная занятость отличается от трудоустройства?
– Мастерские сопровождаемой дневной занятости людей с ментальной инвалидностью – это формат их социальной инклюзии. В большинстве мастерских люди с нарушениями не являются субъектами трудоустройства, не получают зарплату и не платят налогов. В сопровождении специалистов, в хорошем коллективе они занимаются интересными и полезными делами, учатся понимать себя и других и поддерживать отношения. Мастерские дневной занятости – это не производство. Они не «выпускают продукцию», а изготавливают изделия, которые могут быть реализованы на благотворительных ярмарках, через корпоративные заказы и интернет-магазины. Особым работникам может быть выплачено вознаграждение по результатам благотворительных продаж.
Мастерские дневной занятости априори не могут быть прибыльными, потому что львиная доля расходов приходится на оплату сопровождения ребят.
– Могут ли быть растиражированы отдельные удачные практики организации дневной занятости людей с ментальными нарушениями?
– Да, могут, но скорее тиражируется подход, формат деятельности. При этом каждая программа будет иметь свое уникальное лицо, потому что специалисты разные и ребята разные. Главное, чтобы в каждом конкретном случае команда специалистов была объединена, как сейчас говорят, общими ценностями и понимала, для кого работает.
– Как изменилось лично ваше отношение к проблемам дневной занятости?
– Раньше мне казалось самым важным, чтобы ребятам было хорошо и тепло вместе, а что они будут делать – не слишком неважно. Но всё оказалось не так просто. Я вижу, что у них появляется своя рабочая и творческая ниша, им нравится, что их изделия интересны людям. Ребята начинают уважать и ценить себя, они действительно чувствуют себя равными другим людям, многому учатся и многое умеют.
– Заметна ли вам трансформация отношения родителей к проблеме занятости их взрослеющих детей с ментальными особенностями?
– Безусловно. Раньше мы в своем кругу мечтали об обычном будущем для своих особых детей, а ночами плакали в подушку. Наши мечты были связаны с устоявшимся стереотипом: если человек дорос до 18 лет, он должен работать! И даже когда речь шла о ребятах с тяжелыми нарушениями развития, родители подходили к ним с той же меркой. Сейчас родители во многих случаях понимают, что трудоустройство – не единственный путь к счастью, и если особенный человек не может заработать на жизнь, это не повод запирать его дома. Я вижу, что родители уже готовы меняться в зависимости от потребностей и возможностей своих детей и выбирать для них адекватные формы занятости.
– Приступая к поиску работы на открытом рынке труда, человек обычно начинает с составления и рассылки резюме работодателям. Оно становится первым источником информации о соискателе. Такой путь не работает, когда речь идет о сопровождаемой занятости человека с ментальными проблемами. Как вы считаете, что может стать первичным источником информации в подобных случаях?
– Я апологет «разумного анкетирования». В мастерской «Сундук» я составила анкету для родителей из 39 вопросов, на каждый из которых предлагается широкий перечень ответов и есть возможность собственного ответа и комментария. Заполняя такую анкету, родители получают повод проанализировать состояние и статус своего ребенка. Есть вопросы о восприятии человеком других людей, о том, кого он считает своими друзьями и знакомыми, о его привычках и увлечениях, об опыте участия в других программах, о сложностях и путях их преодоления и т. п. Предусматриваются ответы типа «я об этом не задумывалась», «я этому не учила», чтобы родители видели, что те или иные сегодняшние проблемы – не всегда следствие недоразвития ребенка или педагогической недоработки. Благодаря анкете родители могут, с одной стороны, более объективно взглянуть на уровень развития своих повзрослевших детей и предъявлять к ним более реалистичные требования, а с другой – яснее видеть, куда двигаться дальше. Это важно, потому что мы, как правило, строим планы в соответствии с какими-то своими представлениями о ребенке и не задумываемся, что могут быть и другие варианты.
Считаю, что анкета может быть использована также в процессе подготовки человека с ментальной инвалидностью к трудоустройству.
– Чем полезна такая анкета для команды сопровождения в местах дневной занятости?
– Принимая человека с ментальной инвалидностью в мастерскую, психолог может сложить из полученной при анкетировании информации диагностическую картину, которая будет способствовать адаптации человека к работе и взаимодействию в коллективе.
Анкета также поможет увидеть и оценить жизненный опыт, увлечения и сложности ребят, их отношение к жизни, работе и окружению. Это важный инструмент для формирования ИНДИВИДУАЛЬНОГО МАРШРУТА каждого из участников программы дневной занятости.
– Как работает команда сопровождения в мастерских сопровождаемой дневной занятости?
– Если говорить о мастерской «Сундук», то у нас междисциплинарная команда сопровождения, которая включает психологов, мастеров-наставников и сотрудников сопровождения.
Руководитель программы – психолог – проводит анкетирование и первичную диагностику, выясняет запрос семьи, определяет потребности человека с нарушениями, составляет индивидуальный маршрут сопровождения. Вместе с мастерами-наставниками, психологами и сотрудниками сопровождения руководитель программы планирует и отслеживает основные направления и детали профессиональной подготовки в рамках маршрута и работы над развитием межличностных отношений в коллективе.
Мастера-наставники разрабатывают технологии и дизайн изделий, составляют технологические карты, посвящают в особенности трудового процесса своих коллег по команде – психологов и сотрудников сопровождения.
Сотрудники сопровождения осуществляют ситуационное сопровождение: участвуют в занятиях ремесленных мастерских, помогают ребятам в осмыслении и выполнении заданий, регулируют межличностные отношения, при необходимости прибегают к помощи психологов.
Психологи регулируют взаимоотношения в команде, проводят групповые тренинги личностного роста. Вместе с другими членами команды они создают тренинговые ситуации, стимулируя участников программы наиболее осмысленно выполнять трудовые и творческие задания, подходить к решению психологических и житейских проблем, анализировать повседневные ситуации и события и интегрировать в обыденную жизнь полученный практический и эмоциональный опыт.
– Как вы считаете, можно ли все-таки часть людей с нарушениями ментального развития трудоустроить – хотя бы в перспективе, хотя бы на неполную ставку в защищенных условиях?
– Раньше я была убеждена, что это невозможно, но теперь думаю, что в некоторых случаях такой шанс у наших ребят есть. Но к этому надо серьезно готовиться.
– Сегодня для всех очевидно, что человеку с ментальными особенностями нужен достаточно длительный период подготовки к трудоустройству и первичное сопровождение на рабочем месте. Как вы себе это представляете?
– Действительно, при появлении нового сотрудника его коллегам и начальникам необходимо время, чтобы получить информацию об этом человеке, познакомиться с ним, найти точки соприкосновения. Это серьезный и очень важный этап.
Попадая в новые условия, человек с ментальными особенностями теряется, не понимает, что и зачем он должен делать. Чтобы включить такого человека в трудовую деятельность, надо прежде всего показать ему, к каким результатам приводит общее дело, в котором он участвует. Всегда можно найти понятное объяснение, которое поможет работнику испытать гордость от того, что он вместе с другими делает полезные, нужные людям вещи. Как мать взрослого человека с интеллектуальными нарушениями я утверждаю: если над этим работать, то результата можно добиться, и этот результат может стать новой ступенькой жизненного опыта.
– Так чья же все-таки это зона ответственности: родителей, педагогов профессионального обучения, специалистов социального сопровождения?
– Я считаю, что это зона консолидированной ответственности родителей, потенциальных работодателей и служб занятости, которые должны этим делом заниматься (но пока не занимаются).
Многие наши дети получают профессиональное образование. Ребята в колледже за два-три года осваивают несколько профессиональных навыков и участвуют в программе социально-бытовой адаптации. Однако мостика от обучающих программ к реальной жизни в семье и обществе в большинстве случаев не существует. И рабочих мест с применением тех навыков, которые они получают, тоже не существует. В итоге работы для них после колледжа нет и мест дневной занятости тоже нет.
Наверняка ребята могли бы применить себя на простых работах в других областях, но без дополнительной подготовки они не умеют общаться с незнакомыми людьми, а люди не знают, как общаться с ними. Работодатели не знают, смогут ли наши ребята освоить какие-то новые навыки, и в большинстве случаев у особых работников и потенциальных работодателей нет возможности встретиться и узнать друг друга...
– Картина пока довольно безнадежная… Можно ли найти какое-то конструктивное решение этой проблемы?
– Сейчас растет число программ дневной занятости на базе НКО, которые заинтересованы в профессиональном обучении и трудоустройстве людей с ментальной инвалидностью. Практически каждая из таких программ рождает опыт, который можно использовать в процессе подготовки ребят к трудоустройству.
Так, в нашей мастерской «Сундук» люди с ментальными нарушениями ставятся в условия многозадачности: каждый из них задействован параллельно в нескольких мастерских – гончарной, художественной, швейной, столярной. Когда поступает заказ или мастерская готовится к ярмарке, ребятам могут предложить отложить текущую работу и переключиться на другое направление. Мастер вместе с сотрудником сопровождения ставит перед особым работником соответствующие задачи, дает подробные инструкции. Если работник достаточно самостоятелен, он выполняет их сам, а сотрудник сопровождения лишь проверяет качество. Если человек с особенностями не в состоянии сам выполнить задание, его не будут торопить, но каждое необходимое действие ему объяснят более подробно, проконтролируют пошагово. Важно, что человеку объясняют не только его конкретные задачи, но и весь процесс выполнения заказа, его смысл и результат. Работник понимает, что за готовой продукцией придет курьер и доставит ее заказчикам, которые ждут. Для него имеет большое значение то, что он участвует в полезном, нужном деле, что без него в этом деле не обойтись. Также он знает, что за свой труд получит заслуженное вознаграждение.
Помимо освоения разнообразных профессиональных навыков, подготовка к трудоустройству включает в себя и психологическую работу, направленную на развитие коммуникативных способностей, понимание себя и других людей, а также на приобретение тех социально-бытовых компетенций, которые пригодятся человеку не только в рамках работы в мастерской, но и в повседневной жизни.
Мы сосредотачиваемся не столько на освоении конкретных операций, сколько на социальной адаптации и преодолении страха ребят перед новыми задачами, возникающими непосредственно на рабочем месте. И поскольку наша задача – подготовить ребят к жизни, мы стараемся приучить их к осознанным целесообразным действиям, совершаемым с максимальной ответственностью. Здесь мы обращаемся к целостной личности человека с особенностями ментального развития, а не только решаем его проблемы.
– К чему приводят на практике все эти усилия?
– Приведу для примера своего сына, который, как и большинство людей с ментальной инвалидностью, еще недавно полагал, что зарплату платят просто за пребывание на работе. Теперь он понял, что деньги люди получают за качественное и быстрое выполнение рабочего задания. Мой сын стал это понимать только сейчас, в 39 лет. Он стал делать ту работу, на которую не соглашался еще год назад. Для него стали важны именно ЗАРАБОТАННЫЕ деньги.
Если программа дневной занятости выстроена грамотно, прогресс будет у каждого участника. Мы наблюдаем случаи, когда человек настолько вырастает в профессиональном отношении, что при определенной поддержке его можно трудоустраивать по-настоящему, на коммерческой основе. Так, в «Сундуке» есть молодой человек, который с удовольствием занимается керамикой и работает много, хорошо и быстро. Он вполне готов к тому, чтобы работать самостоятельно, и мы думаем о возможности его трудоустройства.
– Мы видим, что многим людям с ментальной инвалидностью нужны мастерские сопровождаемой дневной занятости. Сколько же в Москве таких людей, как ваш сын, для которых мастерские могут стать местом в жизни, где они могут найти себя и подготовиться к трудоустройству?
– Таких людей трудоспособного возраста в одной только Москве порядка 12 тысяч человек – столько людей, например, живет в городе Боровске. Это – по официальным данным, точность которых вызывает сомнения. Я слышала, что в Германии на 500 жителей приходится 1 человек с ментальными нарушениями. У нас просто нет статистики. Если допустить, что у нас соотношение примерно такое же, то в каждом районе Москвы таких людей несколько сотен, а центров дневной занятости для взрослых с ментальными нарушениями всего несколько, и в основном это программы НКО.
– С какими проблемами сталкиваются мастерские дневной занятости?
– Главная проблема – непродуманность механизмов финансирования и имущественной поддержки социально значимой работы НКО со стороны государства. Любая мастерская дневной занятости существует только потому, что есть люди с ментальными нарушениями, которым некуда деваться. Наши организации выполняют социальный заказ. По идее, это забота социального государства – обеспечить потребности людей с инвалидностью. Сейчас мы заполняем нишу, в которой государство практически бездействует – не умеет это делать, не хочет. Социально ориентированные НКО могут взять на себя эту часть социальной работы. Но их нужно поддерживать – предоставлять или помогать арендовать помещение, финансировать оплату труда команд сопровождения.
Однако механизмов стабильного финансирования нет ни у одной из мастерских дневной занятости. На смену госконтрактам и субсидиям пришла, казалось бы, более прозрачная система выделения грантов. Но как она работает? В прошлом году, например, мы стали победителями конкурса президентских грантов, отработали год и, воодушевленные, подали новую заявку. На этот раз мы не получили финансовой поддержки, как и большинство победителей прошлого конкурса. Это произошло лишь потому, что в поддержке нуждаются многие НКО, и теперь «подошла очередь» других организаций.
Нетрудно подсчитать: если государственная поддержка и дальше будет распределяться подобным образом, то конкретная НКО может рассчитывать на грант не чаще, чем раз в два-три года. Люди, нуждающиеся в наших программах, окажутся в подвешенном состоянии. Годами выстраиваемые нужные программы останутся без возможности реализации.
Вижу системную ошибку в том, что государство поддерживает проекты социально ориентированных некоммерческих организаций, не учитывая реальных потребностей конкретных социально уязвимых людей.
– Есть ли, по вашему мнению, перспектива оплачиваемого труда у людей с ментальными нарушениями в самих мастерских сопровождаемой дневной занятости?
– Думаю, в ближайшее время такая перспектива может появиться. Ребята стараются, их изделия становятся востребованными, государство заинтересовано в трудоустройстве людей с инвалидностью, есть поручения президента на этот счет. И хотя механизмов их реализации пока недостаточно (законодательство и, соответственно, финансирование еще отстают), мастерские имеют шанс стать местом защищенного трудоустройства.
– Какие преимущества оплачиваемого труда людей с инвалидностью вы можете назвать и какие подводные камни видите на этом пути?
– Если говорить о плюсах официального трудоустройства, это то, что к наступлению пенсионного возраста у ребят будет трудовой стаж и пенсия их немного увеличится. Кроме того, растет их самооценка, они чувствуют себя равноправными членами общества.
С другой стороны, с момента заключения трудовых отношений любой пенсионер (не только инвалид) теряет право на ежегодную индексацию пенсии. В Москве инвалиды 3-й группы теряют также московскую надбавку к пенсии.
Таким образом, родители людей с ментальными нарушениями должны взвесить «за» и «против» в вопросе трудоустройства своих взрослых детей, которые сами не могут ориентироваться в финансовых вопросах.
– Как вы лично подошли бы к решению проблемы трудоустройства своего сына?
– Мой сын как-то сказал, что для того, чтобы работать с людьми, у него должна быть с ними «общая часть жизни»: он хочет быть в отношениях со своими коллегами, знать что-то об их детях и домашних животных, рассказывать им о себе… Я поддерживаю Юру в этом вопросе.
Я понимаю, что Юра уже настолько самостоятелен, что мог бы, например, работать курьером. Но это путь одиночества. И я отговорила его от этого формата занятости.
Если Юра сможет быть частично трудоустроен в «Сундуке», на сегодня я склонна поддержать это решение, даже если его заработок будет невелик или равнозначен сумме индексации пенсии. Мне важно, чтобы он уходил от иждивенческой позиции, чтобы у него появилось достоинство ВЗРОСЛОГО, РАБОТАЮЩЕГО человека.
