Художник Анджана Пашкова передала в дар фонду Даунсайд Ап свое произведение. Вот уже почти месяц картина висит в кабинете психолога. Все говорят: «Она успокаивает». «Это о море» - слова самой Анджаны. Картина называется «Серфинг».
Говорят, искусство не стоит объяснять, его нужно чувствовать. Абстрактная живопись прекрасна тем, что, глядя на нее, действительно, можно ощутить то, о чем говорит Анджана: «Ты и на воде, и под водой. Чувствуешь силу течения волны, как стараешься ей управлять или отпускаешь контроль. Чувствуешь, как плывешь по течению, ощущаешь жизнь океана, как тебя перебирает с камнями и песком» — это то, что с тобой происходит, когда ты выходишь в океан на сёрфе. В тоже время, это то, что понятно не только сёрферам, но и любому, кто хоть раз в жизни боролся, сопротивлялся и со спокойствием принимал все жизненные штормы.
Разговариваем с художником Анджаной Пашковой по телефону: мы - в Москве, она - в Австралии. В фонде идут занятия, она слышит, как шумят дети, которые вышли с занятий, разговаривают родители. Анджана говорит: «Ваш фонд делает очень нужное дело, родителям нужна поддержка. Я думаю, что дети - это, в принципе, марафон для родителей, такой забег, который нужно выдержать. Поддержка тут, конечно, нужна всем. Но, когда у тебя дети с особыми нуждами, ты словно бежишь этот марафон, а по периметру стоят люди, которые во время твоего забега еще и бросают в тебя отравленные копья, а тебе от них нужно увернуться. Это немного сложнее».
Об искусстве манёвров в «толпе с копьями» Анджана знает не меньше, чем об искусстве живописи. Вокруг одного и вокруг другого построился наш разговор.
Разум и чувства
Анджана родилась в Харькове. Когда ей было 10 лет, семья переехала в Москву. Окончив школу, на вопрос «кем хочешь быть» ответа у нее не было. Тогда она решила взять год «свободного отпуска» и подумать, чем бы ей хотелось заниматься. Пробовала себя в фотографии, работала моделью, пошла на курсы в Строгановку, чтобы рисовать, даже подумывала туда поступать. Отговорили родители: «Мама – юрист, папа – экономист сказали просто - «Будешь голодать и замуж не выйдешь», - слышно, как через трубку улыбается Анджана.
Тогда Анджана поступила сначала в московский вуз, где изучала юриспруденцию и экономику, там получила приглашение от Дармут Колледжа в Бостоне, откуда выпустилась со степенью политтехнолога и степенью по философии. Потом был Гарвард. Отучилась, получила лицензию на юридическую деятельность и работу в крупной нью-йоркской компании.
Со своим мужем Мартином она познакомилась тоже в США. Несколько лет назад Мартина перевели работать в Австралию. Последние шесть лет Анджана с мужем и тремя детьми живет там.
«Право и экономика не совсем мой выбор, но я ни о чем не жалею, это то, что помогает мне и сейчас. Искусство и юриспруденция - вещи абсолютно совместимые. Искусство, особенно, если речь идет об абстракции - это деятельность не менее интеллектуальная, чем право. Знаете, мой старший сын Коля очень талантлив в музыке. Благодаря Коле я поняла, что музыка и искусство похожи: тон, краски – как ноты в музыке. В картине, например, преобладают розовые оттенки – можно почувствовать , что это мажор, контрастный рисунок - минор. Опять же, музыка – это не только эмоции, это интеллект. У музыки много общего с математикой, связь логики и вдохновения. Все в человеке и в мире тесно переплетено».
О переплетениях
«Мишу и Сашу мы приняли от дисфункциональных родителей, когда им было пять месяцев. Сейчас им по девять лет. Они двойняшки», - рассказывает о детях мама. При этом Мишу в разговоре Анджана почему-то всегда называет младшим. Возможно, потому что внимания он требует гораздо больше, чем его брат-близнец. У Миши наблюдается психологическое расстройство, связанное с дефицитом внимания.
«Мы с мужем идеалисты, оба хотели жить в Сан-Франциско, самом прогрессивном городе мира, и делать что-то для человечества. Нам хотелось понимать, что мы не просто живем, кушаем, сорим, работаем, а делаем что-то важное, не бессмысленное. Мы сразу планировали, что у нас будет четверо детей: двое своих и двое приемных»
«Моя бабушка была монахиня в миру и, когда я была маленькая, она говорила: «Принимать чужих детей - все равно, что принимать Бога в семью». Я это по какой-то причине запомнила навсегда. Но потом жизнь внесла свои коррективы. Родился Коля, на этом, по медицинским соображениям, нам предложили остановиться. Мы, приняв эту информацию, пошли в агентство по усыновлению. Там нам сказали: «Ну, ребята, вы погорячились. Вы знаете, сколько желающих усыновить? Что очереди семьи по 5-10 лет ждут?». А через неделю нам приходит сообщение, что есть двое малышей, которые ждут свою семью. В этой истории много совпадений и удивительных вещей. Мой муж Мартин до сих пор со смехом вспоминает, как его мама, узнав новость, что мы собираемся принять Сашу и Мишу сказала: «Только не близнецы!». «Она точно это МНЕ сказала?» - смеялся Мартин, который сам рос с братом-близнецом. К тому же биологические родители наших малышей были тех же национальностей, что и мы.
Старшему сыну Анджаны 12 лет. У Коли расстройство аутистического спектра. Сейчас Коля ходит в школу, занимается музыкой, а когда он был маленьким, он плохо воспринимал речь и словно совсем не замечал родителей.
«Тогда я и подумать не могла, чтобы отдать его на спорт или в какие-то другие секции, он ложку держать не мог. Скрипка? И речи не было.
Коля родился в США, там же начал ходить на развивающие занятия. В Америке у нас была прекрасная подготовительная школа: никакого пластика, все натуральное, дети постоянно там что-то изучают, проводят эксперименты, сажают растения. Коля там расцвел.
Когда он пошел в школу, со второго класса у них начались музыкальные занятия. Колю взяли без подготовки. Сейчас он первая скрипка в школе.
О приливах и отливах
Анджана признается, что последние несколько лет были тяжелыми:
«Апокалипсис был не только в том, что у нас была травма от диагноза старшего сына. Вопрос был сложнее: сначала Коля ревел, как медведь, просто не переставая. Это длилось 3 года. Потом в садике дрался, мне постоянно приходилось извиняться. Не легче было и в школе. Потом в школу пошли Миша и Саша, они тоже не самые спокойные парни в классе. В первый же год в австралийской школе нам намекнули, мол, это место вам не подходит (в Штатах такое просто невозможно, закон защищает от таких случаев).
Первое время в школу за детьми я ходила, как на голгофу, с четким ощущением, что в меня опять полетят камни. Мамы одноклассников нас не понимали и не принимали. Мы написали всем родителям письмо: рассказали о диагнозе и как лучше реагировать на его проявления. Оно было очень честным и открытым. Для меня стало большим удивлением, что многие родители здесь скрывают диагнозы своих детей, никому о них не рассказывают, не объясняют, что он себя ведет так потому-то, говорят: «Зачем я буду вешать ярлык на своего ребенка, это может навредить ему в будущем». Мы письмо написали с расчетом на то, что у людей есть сострадание. Но это не особо помогло. За исключением того, что мы приобрели несколько пожизненных друзей, в остальном у людей так и не сложилось понимания. Знаете, что помогло? Не так давно в школу пришел новый директор. У него трое детей, у одного из них РАС, этот же диагноз и у его родного брата. Понятно, что у этого человека есть свое отношение к людям с особенностями развития. Его сын учится в этой же школе и, как вы думаете, попробовал кто-то рявкнуть на сына директора школы? Нет.
Не просто здесь найти понимание у старшего поколения. Помню, как мы с детьми пришли в кафе. Мальчики все втроем бегали, кричали, прыгали, все трогали, на все нажимали. Компания бабушек, которая там проводила время, несколько раз, достаточно жестко повторила мне: «Контролируйте своих детей!». «Мама, это твоя вина» - говорили они мне тем самым. Я бы сказала, что общественное мнение в Австралии по отношению к детям «нетипичным» такое, каким оно было в Америке в 60-х.
Некоторая часть местного общества довольно консервативна. И это не только старшее поколение, это наши сверстники, которые тоже отправляют своих детей в частные школы. В этой среде амбициозных родителей, ориентированных на получение академических, музыкальных и спортивных достижений своих детей, нет терпимости к детям «нетипичным». Их поведение может быть воспринято как неприличное или нарушающее покой и распорядок ‘типичных’ детей, которые забираются на Эверест достижений с первых дней.
Но я хочу сказать, что Коля потрясающих успехов в академическом плане, в музыкальном, а также в спорте добился именно в этой школе. Он умнейший парень и трудяга! К сожалению, с социальной точки зрения школа ему не помогала, они, на мой взгляд, не совсем понимают именно социальные нужды детей с расстройством аутистического спектра. То, что у Коли - отличника, спортсмена, музыканта и очень красивого мальчика, который мечтает о дружбе не появилось друзей за 7 лет учебы в этой школе - говорит о многом.
К слову, что касается отношения к людям с синдромом Дауна, здесь все иначе. Во всех моих любимых кафе работают люди с синдромом – бариста, официанты. Они включены в общество. Людям с синдромом Дауна, если можно так сказать, повезло больше, так как визуально понятно, какой у них диагноз. Люди с аутизмом выглядят типично, а проявления их диагноза людям не знакомы, поэтому они зачастую воспринимают эти проявления за невоспитанность и грубость. Это «невидимое», скрытое от глаза расстройство, позволяет людям осуждать таких детей и семьи, считая, что малыш «плохой», невоспитанный и, конечно, в этом виновата мама.
Мне сложно сказать, как здесь устроена система помощи детям с особенностями на государственном уровне. Потому что мы, переехав сюда, пользовались частными услугами. Компания мужа нам компенсировала всю терапию, всех специалистов, помощника к школе. Я знаю, что здесь есть закон «о недискриминации в образовании детей». Мы сейчас тоже подали заявление на государственную поддержку, так как услуги компании Мартина уже закончились. Со временем все изучим.
Пока я успела заметить, что здесь нет такого понятия как инклюзия, все идут в школу в потоке. Частные школы оставляют за собой право, как я понимаю, выбирать (не в прямую, а скорее намеками), какие семьи соответствуют их брэнду, а какие - нет.
В Австралии есть отдельные учебные заведения только для детей с очень сложными нарушениями или с очень сильным спектром. Ученики из обычной школы, кстати, ходят туда регулярно в качестве волонтеров. В школе есть такое понятие - благотворительные часы. Мы с Мартином, когда узнали, что Коля ходил туда помогать, даже расплакались.
***
«Вот уже 6 лет я занимаюсь только искусством, отвлекаясь на детей и семью» - говорит Анджана. Переехав в Австралию, она пошла учиться в артшколу Норсбридж. Стала регулярно выставляться в галереях США, Австралии и России.
«За последнее время я сильно переработала с мальчиками, поэтому, когда у меня появилась своя студия, где я могла писать, она стала для меня Раем. Это было такое убегание от реальности и его шума. Я могла там затаиться, «заправиться». Возможно поэтому я не посвятила ни одного полотна своим детям. Искусство, студия - это мое личное место, личное пространство.
Мои дети, тем не менее, отчасти есть в каждом холсте, потому что именно они помогают мне увидеть мир без фильтра, отягощенного грузом моих знаний. У них я учусь смелости «говорить, как видишь». Получаю от них заряд, чистого, незамутненного восприятия мира.
Художник Андждана Пашкова передала в дар фонду Даунсайд Ап свою картину.
Фото - личный архив Анджаны Пашковой
